М.З. ХАБИБУЛЛИН

Миссионерские отделения

Казанской духовной академии в 1842-1883 гг.1

М.З. Хабибуллин

 

Казанская духовная академия являлась крупным научным, исламоведческим, образовательным и миссионерским центром дореволюционной России. Ее влияние распространялось не только на Среднее Поволжье, но и на всю восточную часть Российской империи. Именно здесь процесс изучения ислама, буддизма, религиозных верований и языков нерусских народов России приобрел особенности, свойственные «казанской школе», были выработаны присущие ей методы и приемы исследования, реализовывались на практике новые идеи и формировалась целая плеяда выдающихся ученых, таких как Н.И. Ильминский, Г.С. Саблуков, Е.А. Малов, Н.П. Остроумов, М.А. Машанов, М.Г. Иванов, П.К. Жузе, Я.Д. Коблов, Н.Ф. Катанов и др. Все эти известные, а некоторые даже выдающиеся, личности были связаны с деятельностью единственных в России миссионерских отделений, существовавших в Казанской духовной академии с 1854 по 1920 гг., т.е. до момента полной ликвидации этого учебного центра.

Одной из самых главных причин открытия Казанской духовной академии для правительства и высшей церковной власти стало «желание научно осветить сложный инородческий вопрос в России и выработать рациональные меры к сближению многомиллионного инородческого мира с коренным населением империи на почве религии и культуры».2 Среди других функций академии А.А. Царевский называл воспитание будущих пастырей церкви, борьбу с расколом и «проповедование Евангельского учения» между многочисленными «иноверцами» Восточной России и Сибири3. Но ее самой важной прерогативой, безусловно, было изучение языков нерусских народов России для ведения среди них активной миссионерской деятельности. А для выполнения данных задач необходимо было наладить профессиональную подготовку специалистов, хорошо владеющих знаниями по истории, этнографии, культуре, лингвистическим особенностям языков нерусских народов Поволжья, Приуралья и Сибири.

При изучении истории миссионерских отделений Казанской духовной академии мы использовали периодизацию, позволяющую понять основные изменения, которые испытывали эти отделения на протяжении всей своей истории. Условно мы выделили пять этапов:

1) Предпосылки образования и создание миссионерских отделений (1842-1858 гг.).

2) Миссионерские отделения в 1858-1868 гг.

3) Последствия принятия Устава духовных академий 1869 г. для миссионерских отделений.

4) Изменения в миссионерском образовании, связанные с принятием Устава духовных академий 1884 г.

5) Устав духовных академий 1910 г. и миссионерские кафедры.

Предложенная нами периодизация обусловлена радикальными изменениями, происходившими в сфере изучения миссионерских предметов, и статусом самих миссионерских отделений в Казанской духовной академии. Каждый из выделенных этапов характеризуется реформами в миссионерском образовании. Мы на основе изучения литературы о Казанской духовной академии, документов ее делопроизводства, архивных источников постараемся дать цельную картину существования миссионерских отделений Казанской духовной академии в 1842-1920 гг. Особое внимание при раскрытии темы и изложении материала нами уделяется деятельности ректоров Казанской духовной академии, учебной и научной деятельности преподавателей миссионерских отделений, учебным программам и другим интересным моментам в деятельности отделений.

 

Предпосылки образования

 и создание миссионерских отделений (1842-1858 гг.)

Работа по созданию миссионерских отделений в Казанской духовной академии началась сразу после открытия академии4. Определив наиболее распространенные языки у нерусских народов, проживающих на территории Среднего Поволжья и восточных окраинах Российского государства, руководство учебного заведения открыло в 1845 г. две кафедры: 1) турецкий, татарский и арабский языки и 2) монгольский и калмыцкий языки5. Ректор Григорий Митькевич (1844-1851 гг.) усердно заботился о введении в академии серьезного изучения восточных языков. Именно по его инициативе были открыты два класса по изучению языков – монголо-калмыцкое с 8 января 1845 г. и татарское с арабским 22 января 1845 г.  Первыми учителями-лингвистами стали выдающиеся ученые из Казанского университета А.К. Казем-Бек (вел занятия по турецко-татарскому и арабскому языкам) и А.А. Попов (преподавал монголо-калмыцкий язык). Оба профессора занимались главным образом изучением языков, и сведения по истории, этнографии и религии арабов, монголов и калмыков сообщали поверхностно. Тем не менее они успели за полтора года своего преподавания в стенах академии подготовить несколько отличных наставников нерусских языков для семинарий и двоих для Казанской духовной академии – А.А. Бобровникова и Н.И. Ильминского. Последние составили целую эпоху в истории миссионерского образования не только в самой академии, но и во всем академическом округе6. Поэтому здесь необходимо указать, что даже «непродолжительное преподавание университетских профессоров оказалось очень важным для дальнейшей судьбы востоковедения в Казанской духовной академии. Оно определило основные направления в его развитии – изучение языков тюркских и монгольских народов России, истории ислама и буддизма, и создало преемственность научных исследований Казанского университета и Казанской духовной академии. Открытие в академии сначала татарско-арабского и монгольско-калмыцкого разрядов, а затем специальных миссионерских отделений было бы невозможно без преподавателей, прошедших подготовку у университетских профессоров. Способствуя подготовке первых преподавателей восточных языков Казанской духовной академии, А.К. Казем-Бек и А.А. Попов заложили основу для изучения здесь восточных языков»7.

Ректор Григорий чрезвычайно заботился о первых воспитанниках академии, лингвистах – Н.И. Ильминском и А.А. Бобровникове, особенно о последнем. Ректор, заметив способности и специальность Бобровникова, заранее наметил его на кафедру монгольского языка, помог стать бакалавром. Он также помогал ему денежными средствами, содействовал составлению и изданию капитального труда Бобровникова «Монголо-калмыцкая грамматика»8.

Однако неопределенность положения кафедр и неупорядоченность изучавшихся на них предметов, а также трудность самих языков сказались в небольшом количестве желающих получать здесь образование. В 1846-1847 учебном году из 60-ти студентов академии татарскому языку обучались 14 человек, монгольско-калмыцкому – 7. В 1847-1848 учебном году на татарский язык записались 10, а на монгольско-калмыцкий – всего 5 студентов9.

Первым вопрос о более определенной постановке миссионерских кафедр поднял Н.И. Ильминский в 1848 г. В своей записке правлению академии он указал пути приобщения студентов к изучению восточных языков, призывал определить цели кафедр, разработать учебные программы и т.д. Правление академии проигнорировало бы обращение Ильминского, если бы эту инициативу не поддержал ректор Григорий Митькевич, который обратился с просьбой о создании самостоятельных миссионерских отделений в Св. Синод. Вскоре Св. Синод дает свое согласие. По поручению ректора Григория правление академии приступает к большой работе по созданию проектов будущих миссионерских отделений. Однако, «несмотря на всю энергию главного двигателя этого дела, преосвященного Григория Митькевича, оно тянулось до 1853 г., и только в этом году уже ясно обозначилось, что отделения будут открыты. Преосвященный Григорий, живший тогда в Петербурге по званию синодального члена, известил ректора Парфения, что вопрос об их открытии в Св. Синоде уже решен и что академия должна позаботиться со своей стороны о подготовке к расширению своего курса и главным образом об увеличении штата преподавателей»10. Парфений (Петр Тихонович Попов, ректор академии в 1852-1854 гг.) и сам не проявлял интереса к языкам нерусских народов России и не стремился содействовать процессу их изучению в академии. На его равнодушие к миссионерским кафедрам обратил внимание бывший ректор академии архиепископ казанский Григорий, который в 1851 г. и порекомендовал Парфения на должность ректора. В 1854 г., по всей вероятности именно по настоянию Григория, Парфений был назначен епископом в Томскую епархию. Ректором академии становится Агафангел Соловьев (1854-1857 гг.). Именно при нем, после продолжительных подготовительных работ, в начале 1854-1855 учебного года произошло открытие единственных в России миссионерских отделений: «Иноверцы и язычники, находящиеся в епархиях Казанского духовно-учебного округа, трех родов: а) татары, б) народы монгольского племени, в) чуваши, черемисы и вотяки. Все сии племена говорят разными языками и имеют каждый свои собственные заблуждения в отношении к вере. Посему: 1) Необходимо открыть при Казанской духовной академии три параллельные миссионерские отделения для образования наставников Семинарий и миссионеров, имеющих действовать на а) татар, на б) монгольское племя и на в) чуваш, черемис и вотяков. 2) В сии отделения должны быть помещаемы те студенты высшего и низшего отделения, которые изъявят желание быть по окончании Академического курса или миссионерами, или наставниками в Семинариях Казанского Духовного Учебного округа по языкам означенных племен и по миссионерским предметам; преимущественно же должно помещать в сии отделения воспитанников тех епархий, в которых есть означенные племена»11. Таким образом, в академии были открыты четыре отделения: 1) противораскольническое, 2) противомусульманское, 3) противобуддистское и 4) черемисско-чувашское. С этого времени можно говорить о специфической миссионерской направленности образования в Казанской духовной академии по сравнению с другими аналогичными академиями. Открытие специальных миссионерских отделений требовало привлечения профессиональных преподавателей-востоковедов. В своей статье мы не будем останавливаться на деятельности противораскольнического отделения, зато подробно осветим историю других трех миссионерских отделений, связанных с изучением нерусских народов Поволжья, Приуралья, Сибири и др.

На черемисско-чувашском отделении студентам должны были преподаваться вероучение, этнография и языки этих племен и соответствующая часть миссионерской педагогики. Здесь надо отметить, что студенты всех миссионерских отделений освобождались от изучения истории, философии, математики и естественных наук. Преподавание было возложено на протоиерея Вишневского. В 1854 г. на это отделение записалось 12 человек. Через два года черемисско-чувашское отделение было закрыто, так как число прошедших курс обучения в нем показался руководству академии достаточным для удовлетворения потребностей края12.

Противобуддистское отделение академии не проявляло широкой практической деятельности, как противомусульманское, вследствие уже самой отдаленности заведения от регионов с буддийским населением, и в основном носило только учебный характер. В 1854 г. на него записалось всего 7 студентов. И в последующие годы количество воспитанников в отделении не менялось. Единственным преподавателем здесь был А.А. Бобровников. Он читал лекции по монгольскому и калмыцкому языкам, вел буддийское учение с полемикой, миссионерскую педагогику и даже народную медицину. Преподаватель академии К.В. Харлампович высоко оценил деятельность А.А. Бобровникова и Н.И. Ильминского: «Последние составили целую эпоху в истории миссионерского образования не только в самой академии, но и во всем академическом округе»13.

Противомусульманское отделение должно было стать центром подготовки специалистов для ведения миссионерской деятельности среди мусульман, новообращенных христиан и язычников, проживающих в основном на территории Поволжья и Приуралья. Преподавателями на него были назначены Н.И. Ильминский, Г.С. Саблуков (с 1856 г.) и практикант татарского языка Ямбулатов. На отделении студентам преподавались в течении четырех лет следующие науки: «история Мухаммеда», «мухаммеданская вера» по ее источникам с раскрытием общего характера татар, их образа мышления, обычаев и привычек, педагогика, татарский и арабский языки в такой степени, чтобы студенты могли свободно объясняться с татарами в повседневной обстановке не только о простых предметах, но и о христианском религиозном учении, заповедях, понятиях и т.д.14. Занятия по разговорному татарскому языку летом проводились в татарской слободе, где студенты размещались на казенный счет. Таким образом, воспитанникам миссионерского противомусульманского отделения давались хорошие знания по религиозным учениям и истории ислама, христианства, по нерусским языкам, позволяющим эффективно их использовать в будущей миссионерской деятельности. Выпускники отделения могли свободно объясняться с татарами и по возможности оказывать на них религиозное влияние и информационное воздействие.

По своему назначению и определению противомусульманское отделение стало научным центром изучения истории и этнографии нерусских народов России, истории и учения ислама. Именно здесь сконцентрировались выдающиеся преподаватели и знатоки мусульманской религии. Как отмечал М.А.Батунский, студенты и преподаватели противомусульманского отделения Казанской духовной академии «…являлись первыми в России профессиональными миссионерами-исламоведами»15. Высоко оценивает деятельность этого отделения и И.Алексеев, называя ее еще и новацией, культурно-политическим проектом: «Создание противомусульманского миссионерского отделения, готовившего высококвалифицированных специалистов, обладавших комплексным знанием социокультурных реалий, языков и религиозных верований мусульманских народов, империи было определенной новацией в религиозно-просветительской практике православной церкви и далеко не всегда вызывало сочувствие самих церковников. Можно сказать, что это был в большей степени культурно-политический, нежели церковный проект, инициированный светскими лицами, такими как Н.И. Ильминский. Он был ориентирован на практическую реализацию положения о господствующем характере православия методами целенаправленной культурной политики»16.

На начальном этапе своего существования противомусульманское отделение осуществляло сбор материала о предмете своего научного исследования, приобретало мусульманскую литературу и источники и нарабатывало методы работы с ними17. Деятельность противомусульманского отделения, по мнению Е.В. Колесовой, способствовала формированию в последней трети XIX в. профессионального миссионерского исламоведения18. Свидетельством его растущей репутации явилось приглашение казанских специалистов принять участие в подготовке III-го международного конгресса востоковедов, который проходил в Санкт-Петербурге в 1876 г.19

Перед ректором Казанской духовной академии Агафангелом Соловьевым и преподавателями миссионерского противомусульманского отделения академии стояла большая задача. Им необходимо было укрепить новое отделение хорошими специалистами, образовать свою научную базу, профессионально расширить свои знания о предмете исследования и создать большую библиотеку из редких восточных рукописей и книг. При ректорстве Агафангела миссионерские отделения не знали никаких забот. Он не любил словесности, не знал и не ценил математики и физики, потому при нем было ослаблено их изучение, а естественные науки и совсем были убраны из академического курса. Зато он ревностно отнесся к организации открытых при нем миссионерских отделений. Он занимался пополнением библиотеки нужными для новых отделений книгами и рукописями. Взял под особый контроль издание нового академического журнала «Православный собеседник». Каждый преподаватель академии должен был регулярно помещать в нем свои статьи и работы. Он же содействовал организации различных командировок.

Так, с целью изучения арабского языка, истории и учения ислама и Востока, а также в связи с возросшей необходимостью рассмотрения постановки миссионерской работы католического духовенства Совет Казанской духовной академии направил Н.И. Ильминского на два с половиной года в мусульманские страны (Египет, Аравия, Сирия и др.)20. Здесь надо указать, что эта поездка была первым в России случаем «отправки за границу» в научную командировку преподавателя духовного учебного заведения21. Н.И. Ильминскому предписывалось: «За время путешествия основательно изучить арабский язык, историю Магомета, магометанской веры и ее сект... изучить магометанскую веру по ее источникам, вникнув при этом в ее слабые стороны и указав удобнейшие способы выйти из нее в христианство... приготовлять материалы для составления удовлетворительной антикораники... заняться основательным изучением турецкого языка... досужие часы употребить на изучение персидского языка... также еврейского... составить особый сборник наиболее полезных наблюдений и открытий по части литературы и древностей... посещать в Сирии и в Египте древние храмы, обратить внимание на древние в них манускрипты и утвари...»22.

После возвращения из этой научной командировки в 1854 г. Н.И. Ильминский был назначен преподавателем в миссионерское противомусульманское отделение академии. Он вел занятия по истории Мухаммеда, «мухаммеданской вере», педагогике, татарскому и арабскому языкам. На первых порах он ставил «изучение языков выше изучения мусульманства и особенно богословской против него полемики»23. Но все же определенная увлеченность миссионерскими идеями, по мнению И.Ю. Крачковского, не дала полностью раскрыться его научным талантам: «Н.И. Ильминский, выдающийся представитель казанской школы, блестящий тюрколог и арабист, глубоко увлеченный идеями миссионерства и «просветительской» деятельностью среди «инородцев», не дал ни тюркологии, ни арабистике того, что он мог бы дать»24.

Н.И. Ильминский не совсем доверял благотворной силе противомусульманской полемики и всегда предпочитал ей просветительные меры к обращению татар в христианство. Он полагал, что самым лучшим средством для ослабления ислама нужно считать распространение между мусульманами просвещения и знакомства с христианской цивилизацией, а не полемику, которая только ожесточает их религиозную ревность и заставляет их прибегать только к новым ухищрениям для поддержания своей веры. С 1856 г., освободившись от преподавания языков, он мог сосредоточиться на изложении мусульманского учения с более высокой интенсивностью. Этот курс он начал с рассмотрения подробного жизнеописания Мухаммада по арабским источникам и истории первоначального рассмотрения ислама. Затем у него следовал курс мусульманского законоведения – «Мухтасараль викайаэ» (в переводе с арабского «Избрание защиты»), с изложением подробных правил мусульманской религии. И, наконец, им была изложена мусульманская догматика по арабскому сочинению А.Несефи, в толковании шейха Тафтазани25.

Таким образом, Ильминский стоял у истоков открытия миссионерских отделений и изучения арабского языка и ислама в Казанской духовной академии. Именно его исследования стали толчком в деле развития крупного исламоведческого центра в Казанской духовной академии.

Необходимо отметить, что миссионерское противомусульманское отделение так и не приобрело популярности ни у студентов, ни у руководства Казанской духовной академии. В частности, на это обратил внимание Н.П. Остроумов: «Миссионерское противомусульманское отделение (вместе с противорасколь-неческим и противобуддийским) существовало при академии как нечто придаточное, необязательное; но каждый студент должен был числиться на этом отделении, если он не записался на какое-нибудь из двух других отделений»26. Но, несмотря на яростные нападки, отделение просуществовало вплоть до закрытия Казанской духовной академии в 1920 г.

Другим преподавателем миссионерского противомусульманского отделения, известнейшим представителем казанского исламоведения второй половины XIX в. был Г.С. Саблуков. Его перевели в Казанскую духовную академию из Саратовской духовной семинарии в 1849 г. Выпускник Московской духовной академии, он владел тремя восточными языками (еврейским, арабским и татарским). По мнению И.Ю. Крачковского, знакомство и общение с академиками Х.Д. Френом и П.С. Савельевым заменило Г.С. Саблукову «не достававшую ему специальную научную школу»27.

Период 1856-1858 гг. является самым эффективным в деятельности противомусульманского отделения благодаря совместным усилиям Ильминского и Саблукова. Первый преподавал мусульманское вероучение с полемикой против него, второй – татарский и арабский языки28. «Г.С. Саблуков в эти два года, – отмечал П.В. Знаменский, – занимался исключительно преподаванием языков. Он и сам в это время усидчиво занимался татарским и арабским языками, стараясь довести свои знания до совершенства и доводя свою работу до некоторой даже скрупулезности. Он сам рассказывал, как, например, желая овладеть произношением известного арабского звука, он по целым неделям настойчиво настраивал на этот звук и горло, и язык, или, стараясь усвоить в совершенстве манеру писать на столе, садился по-восточному и чертил арабские буквы, держа руку с бумагой на коленке. Такою же внимательностью отличалось и его преподавание… При переводах с татарского и арабского языков он сообщал такую массу филологических замечаний и вдавался в такие ученые подробности, что изумлял всех своих слушателей и оказывался даже слишком уже для них учен…»29.

 

 

Миссионерские отделения в 1858-1868 гг.

Изменения и преобразования в учебной сфере 1858 г. связаны с деятельностью ректора Казанской духовной академии епископа Иоанна Соколова (1858-1864 гг.). Его мероприятия в этой сфере были направлены, прежде всего, против миссионерских отделений. Он не понимал значения изучения миссионерских предметов. «Какие-то курятники понастроили»30, – выражался он о них презрительно и находил, что их кафедры занимаются не стоящими никакого внимания глупостями какой-то там татарвы да бурят и только мешают развитию в академии преподавания более солидных наук»31. Иоанн самолично произвел радикальную перетасовку всех предметов преподавания, уничтожив миссионерские отделения с отменой одних предметов и передачей в основные отделения других (которые, таким образом, стали общеобязательными), соединив словесность с церковным красноречием, расширив курсы философии и восстановив математику. Он считал излишним изучение ислама и предлагал, уничтожив его особую кафедру, присоединить его к кафедре арабского и татарского языков, «обязав наставника, чтобы он, не вдаваясь в специальное изучение ислама, прямо и положительно руководил воспитанников к самому обличению магометанства в его главных основаниях»32. Он сократил число кафедр на миссионерских отделениях, на каждом отделении было оставлено по одному наставнику и уволен практикант разговорного татарского языка. Соответственно этому была произведена перетасовка наставников, в результате чего из академии бежали лучшие профессора и важнейшие кафедры опустели33.

3 ноября 1858 г. Н.И. Ильминский покидает Казань и отправляется на службу в Оренбургскую пограничную комиссию. Одной из главных причин его ухода из академии стало, по мнению И.Ю. Крачковского, расхождение во взглядах с академическим начальством. Ректор академии Иоанн, несмотря на всю свою образованность и незаурядность, весьма пренебрежительно относился к миссионерским дисциплинам. Ильминский был «обличен в увлечении исламом и даже в его пропаганде»34. Предметы татарского отделения ректор Иоанн сделал общеобязательными для младшего курса и их преподавание отдал Саблукову, а Ильминского перевел на математику.

После ухода Ильминского из противомусульманского отделения начальство требовало от Саблукова обращения внимания на вопросы полемики с мусульманством, отодвигая языки на задний план. Достаточно сказать, что некоторое время ему приходилось уделять на арабский и татарский языки только по одному часу раз в две недели. Хотя современники Саблукова высоко оценивали его педагогическую работу, при таких условиях она была малоэффективной и непродолжительной. В 1862 г., из-за нерасположения ректора Казанской духовной академии Иоанна, Саблуков уходит из противомусульманского отделения академии. Один из лучших его учеников за это время Е.А. Малов считал Саблукова даже основателем противомусульманской полемики в академии, т.к. Ильминский систематически ею не занимался. Саблуков составил и программу этой науки, стараясь совместить в ней и изучение ислама по источникам, и вместе  с тем опровержение его по сравнению с христианством35.

Место преподавателя по турецкому, татарскому и арабскому языкам снова занимает Ильминский. Он ведет работу по восстановлению на свои средства кафедры противомусульманской полемики. Один из его бывших студентов, Н.П. Остроумов, писал: «Н.И. Ильминский преподавал нам татарский язык. Преподавание его было в высшей степени просто, вразумительно и в то же время научно и занимательно». Выделял он и лекции Ильминского по арабскому языку: «К сожалению, неопределенность будущего положения нашего по выходе из академии охлаждала нередко наше усердие к занятиям арабским языком. Но почтительное уважение к Николаю Ивановичу тотчас же вызывало угрызения совести; мы чувствовали, что совестно, неприлично не явиться к нему на лекцию, и употребляли все усилия над собой, – шли в аудиторию. Иногда бывало на лекции его всего два человека, а он, как бы не замечая этого, усердно переводил с нами арабский текст и объяснял нам переводимое»36.

Кафедру противомусульманской полемики возглавил Евфимий Александрович Малов, «с первых же шагов определившийся не только как ученая сила на кафедре, но и как энергичный деятель на миссионерском поприще»37. Е.А. Малов после окончания миссионерского противомусульманского отделения академии в 1862 г. по небрежности начальства был определен на богословские науки в Казанскую семинарию. И только благодаря Ильминскому он в 1864 г. снова оказывается в академии и преподает свой любимый предмет. Малов, кроме преподавательской деятельности в Казанской духовной академии, активно занимался практическим миссионерством и был известен своими многочисленными сочинениями. Он детально знал христианскую, иудейскую, мусульманскую религии, их догматы и источники38. «Е. Малов…, – писал А.Н. Григорьев, – являясь противником системы Ильминского, выдвигал на первый план метод полемики с муллами и мусульманским населением»39. П.В. Знаменский добавляет, что его «натура как будто нарочито созданная для практического миссионерства; притом он историк миссии и искусный наблюдатель нравов, умственных и религиозных понятий татар»40. Е.А. Малов был активным инициатором создания в Казани православной миссии, прообраза Братства Святителя Гурия41. Его практическая деятельность отразилась и в направленности его литературно-научных сочинений, являющихся преимущественно полемическими. Среди них: «Очерк религиозного состояния крещеных татар, подвергавшихся влиянию мухаммеданства» (1871), «Сличение мухаммеданского учения об именах Божиих с христианским о них учением» (1874), «Моисеево законодательство по учению Библии и по учению Корана (Опыт объяснения одного из очевиднейших противоречий в Коране)» (1889), «О крещеных татарах (из миссионерского дневника)» (1891), «Мухаммеданский букварь (миссионерско-критический очерк)» (1894), «О таинственной книге Гиллион (против мухаммедан и евреев)» (1893), «Что означают слова Корана: Авраам был народом?» (1914) и др. Большим интересом в миссионерской среде пользовались опубликованные протоиереем Е.А. Маловым в 1885 г. беседы с ученым муллой об Адаме по учению Библии и по учению Корана. Однако Е.А. Малов был не только миссионером, но и историком-краеведом, издавшим множество серьезных трудов, посвященных историческому описанию местных церквей и монастырей.

Состав татарского отделения одновременно пополнился практикантом, крещеным татарином В.Т. Тимофеевым. Он родился в 1836 г. в дер. Никифорово Мамадышского уезда. В 1847 г. Василий Тимофеев поступает в приходскую школу своего села, где и приобретает первые знания о христианской вере. Знакомство с русской грамматикой и православными книгами привело к тому, что на своих родителей и односельчан, ничего не знавших о христианстве и державшихся какой-то смеси древнетатарского язычества с мусульманством, он смотрел как на язычников. Поэтому в 1856 г. он покидает свою деревню и приезжает в Казань. Здесь он устраивается в монастырь послушником и продолжает свое религиозное образование. Стать священником ему помешала палата государственных имуществ, которая потребовала от него рекрутскую квитанцию. А на нее у Василия Тимофеева не было денег. Ему пришлось вернуться в свою деревню и заняться крестьянским хозяйством. Стать преподавателем и вернуться к любимым религиозным занятиям В.Т. Тимофееву помог счастливый случай. Н.И. Ильминскому его порекомендовал Г.С. Саблуков, охарактеризовав как толкового знатока татарского языка. Ильминский едет в монастырь, где и знакомится с Тимофеевым. Именно Ильминский приводит его в Казанскую духовную академию.

Некоторые изменения в отношении миссионерских отделений произошли после ухода с должности ректора Иоанна в 1864 г., в период правления ректора Иннокентия Новгородова (1864-1868 гг.). Он начал дело по восстановлению миссионерских отделений в прежнем виде. В 1865 г. по инициативе преподавателей противомусульманского отделения Св. Синод вновь преобразовал миссионерские отделения. Он восстановил их в том виде, в каком они существовали до 1858 г., уничтожив, таким образом, обязательность миссионерских предметов той или другой группы для всех студентов42.

В 1867 г. архиепископ Иннокентий, встревоженный тем, что воспитанники этих отделений совершенно не востребованы в обществе (так, из 36 с успехом закончивших татарское отделение только 8 получили места по специальности – 2 в академии и 6 в семинариях), обратился со своими соображениями о лучшей постановке миссионерских предметов и о судьбе студентов, изучивших их, в Св. Синод. Хотя представители миссионерских отделений на запрос обер-прокурора Св. Синода дали определенный ответ о применении будущими выпускниками своих знаний на практике, высшие власти не стали подробно интересоваться положением отделений при составлении нового устава духовных академий. 

 

Последствия принятия Устава духовных академий 1869 г. для миссионерских отделений

Преобразование Казанской духовной академии по утвержденному Св. Синодом 30 мая 1869 г. уставу и штату духовных академий совершилось 15 августа 1870 г. С этой даты начинается новый период в преподавательской и научной деятельности всей Казанской духовной академии и особенно у существовавших прежде миссионерских отделений. В академии были введены три новых отделения: богословское, церковно-историческое и церковно-практическое.

Новый устав не только не учел, но и практически исключил миссионерские отделения из структуры учебных заведений такого типа43. Только благодаря настоянию Казанского архиепископа Антония и Казанской духовной академии, Св. Синод указом от 24 июня 1870 г. за № 1408 разрешил преподавание в Казанской духовной академии некоторых миссионерских предметов против «мухаммеданства» и против буддизма, хотя на условиях довольно невыгодных: «1) Оставив неприкосновенным указанное академическим уставом распределение преподавательских кафедр, допустить в Казанской академии, при преобразовании оной, преподавание миссионерских предметов – противомусульманского и противобуддийского с относящимися к оным языками; 2) возложить это дело на двух наставников с предоставлением им равных прав с преподавателями других предметов относительно жалованья и служебных преимуществ, но без причисления их к какому-либо академическому отделению; 3) назначить для миссионерских предметов особые часы сверх назначенных уставом для других наук;  4) слушание миссионерских лекций не делать обязательным для студентов академии…»44. Такая постановка миссионерских предметов не могла гарантировать определенного числа слушателей и привлечь к ним профессиональных работников. Вслед за Н.И. Ильминским бывшее противомусульманское отделение оставил и Е.А.Малов. Он перешел на кафедру еврейского языка и библейской археологии академии. Оставил было академию и практикант татарского языка В.Т. Тимофеев, лишенный штатного оклада, но скоро возвратился, получив вознаграждение из другого источника. Казалось, дело шло к закрытию миссионерских отделений, к прекращению изучения миссионерских предметов. Но благодаря некоторым лицам, в числе которых были Н.П. Остроумов и М.А. Машанов, бывшие миссионерские отделения получили заметную поддержку и не были закрыты.

Представителем миссионерского противомусульманского отделения академии после ухода Е.А. Малова стал Н.П. Остроумов (1870-1877 гг.), а после его отъезда в Туркестанский край – М.А. Машанов (1878-1911 гг., в 1911 г. уволен, но оставлен в академии как сверхштатный профессор до 1921 г.)45.

Николай Петрович Остроумов родился в 1846 г. в Тамбовской губернии в семье протоиерея. После окончания Казанской духовной академии в 1870 г., преподавал здесь татарский и арабский языки и предметы против ислама. Большую часть своей жизни он провел в Туркестанском крае, в г.Ташкенте, куда уехал в 1877 г.

Михаил Александрович Машанов родился 11 мая 1852 г. в Петропавловске в семье протоиерея Александра Иоанновича Машанова. В 1872 г., после сдачи вступительных экзаменов, Михаил Машанов был зачислен на церковно-практическое отделение академии. Будучи студентом академии в 1872-1876 гг., Машанов на себе ощутил все изменения, вызванные принятием нового устава духовных академий 1869 г. И впоследствии, став преподавателем противомусульманских предметов, принимал все меры, чтобы впредь не допустить такого отношения к миссионерскому образованию в академии.  Машанов прилежно посещал, совместно с другим студентом, Порфирием Меньшиковым, впоследствии ставшим священником, «миссионерские предметы против магометанства»: «обличение мухаммеданства», «историю Мухаммеда»,  арабский и татарский языки. Надо отметить, что они не являлись обязательными, поскольку, как было отмечено выше, устав 1869 г. исключил миссионерские отделения из структуры учебных заведений такого типа.

Это, несомненно, отразилось и на количестве студентов. Учащиеся больше не желали терять время и силы на приобретение знаний по «немодным» и чрезвычайно сложным «миссионерским предметам против магометанства». Поэтому занятия посещали лишь по-настоящему заинтересованные данными вопросами воспитанники. На каждый учебный курс их набиралось всего по 1-3 студента. Среди них был и Машанов. Он уже тогда задумывался о миссионерской деятельности среди нерусских народов. В частности, на его интерес к этим предметам указывает преподаватель противомусульманских предметов Казанской духовной академии Н.П. Остроумов: «…Михаила Машанова, который обратил на себя мое особенное внимание с самого начала своих занятий по преподаваемым мною в академии предметам. Своим постоянным усердием к делу и быстрыми успехами в усвоении моих уроков по языкам он представлял собою в числе других моих слушателей заметно выдающуюся личность… Г. Машанов во время своего пребывания в академии до такой степени усердствовал к изучению мухаммеданства, что… неопустительно посещал все мои классы и пользовался, кроме того, еще особыми от меня уроками, не делая при этом нимало упущений в своих занятиях по избранной им группе специально философских предметов, о чем я осмеливаюсь утверждать на основании успешного его окончательного испытания по специальным предметам»46.

Практические занятия по разговорному татарскому языку вел у студентов священник, законоучитель Казанской Центральной крещено-татарской школы, ученик Н.И. Ильминского, переводчик Св. Писания и вероучительных книг на кряшенский язык, старокрещеный татарин В.Т. Тимофеев.

После отъезда Остроумова в Туркестанский край в 1876 г. его место занимает Машанов. Заслугой Машанова, несомненно, было использование на занятиях подлинных мусульманских источников (Коран, Хадисы, труды арабских богословов и т.д.). Лекционному делу в студенческой аудитории он всегда придавал большое значение и к каждой лекции готовился серьезно и ответственно. На первых занятиях «по миссионерским предметам против магометанства он разъяснял студентам сущность нравственного учения ислама. По арабскому языку – перевод I и II главы Корана. По татарскому языку – перевод книг под заглавием: «Шархникая» (в переводе с арабского «Комментарий избранного» (фикх) и «Мухтасараль викайаэ» («Избрание защиты» (фикх). Параллельно сообщал студентам правила грамматики того и другого языка, а также делал подробные объяснения встречающихся терминов мусульманского богословия и юриспруденции»47. В НА РТ, в личном фонде Машанова, сохранился тематический план его лекций48. Подходя к своим занятиям с ревностным усердием и огромным интересом, он требовал такого же отношения и от своих студентов. Его лекции отличались живостью изложения, фактическими подробностями и точностью излагаемого материала. Широкое использование новой литературы, применение различных методов работы с первоисточниками – вот те основные положительные моменты, которые были присущи Машанову-педагогу49.

Устав духовных академий 1869 г. преобразовал  и противобуддистское отделение. Оно, как и противомусульманское было, сокращено, а существовавшие при нем предметы оставались необязательными для изучения. Василий Васильевич Миротворцев в 1869 г. получил степень магистра богословия и стал преподавать монголо-калмыцкий язык в академии. С июля 1870 г., т.е. до введения нового устава, он становится экстраординарным профессором по кафедре миссионерских предметов против буддизма50. В первые годы после введения устава 1869 г. число слушателей его было не более двух-трех. В 1871 г. никто из вновь принятых студентов не пожелал изучать эти предметы. В 1872 г. единственный представитель бывшего противобуддистского отделения Миротворцев перешел на кафедру русской гражданской истории. Ввиду того, что ему  не нашлось заместителя, архиепископ Антоний предлагал Совету академии совсем закрыть эту миссионерскую кафедру51. Хотя Совет академии отверг это предложение, преподавание миссионерских предметов против буддизма уже не восстанавливалось до конца действия устава 1869 г., т.е. до 1884 г., когда был принят новый устав духовных академий.

Таким образом, открытые в 1854 г. единственные в дореволюционной России миссионерские отделения являлись своеобразными центрами изучения этнографии, истории, религиозных верований и языков нерусских народов Поволжья, Приуралья и Сибири. Рассматривая основные этапы существования отделений до 1884 г., мы приходим к выводу, что миссионерские отделения переживали в эти годы периоды как расцвета, так и застоя. Политика в этой сфере формировалась и предопределялась под влиянием и высшей духовной власти, и государства, и просто личностью и деятельностью ректоров Казанской духовной академии. Нередко среди последних оказывались противники и просто безразличные к изучению миссионерских предметов. Несмотря на негативное отношение некоторых руководителей академии, преподавание учебных предметов миссионерских отделений сохранялось до самого закрытия академии.

Миссионерские отделения стали производителями научно подкованных кадров для образования и просвещения татар, марийцев, чувашей, башкир, калмыков и других народов. Преподаватели миссионерских отделений развернули активную политику по разработке методических пособий, грамматик, учебников для изучения нерусскими народами русского языка. Они стали инициаторами профессионального изучения христианства, ислама, буддизма и других религий, приверженцами которых являлись народы России. Исследования, проведенные преподавателями и выпускниками миссионерских отделений, стали известны по всей России, нередко получали высокую оценку среди современников и являлись неоценимым вкладом в отечественную науку. А сами отделения оказывались в центре внимания со стороны ведущих востоковедческих учреждений России.

 

Примечания

 

1 Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ («Миссионерские отделения Казанской духовной академии (1854-1920)»), проект № 06-01-29104а/В/2006 (Г).

2 Миссионерское отделение при Казанской духовной академии и внутренняя миссия в России // Церковно-общественная жизнь. – 1906. – № 18 – С.  634.

3 Царевский А.А. 50-летний юбилей Казанской духовной академии. – Казань, 1893. – С. 209.

4 Знаменский П.В. История Казанской духовной академии за первый (дореформенный) период ее существования (1842-1870 гг.). – Казань, 1892. – Вып. II. – C. 5.

5 НА РТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 463. Л. 1; Д. 827. Л. 40.

6 Харлампович К.В. Казанская духовная академия. (1842-1907 гг.). Исторический очерк. // Православная богословская энциклопедия. – СПб., 1907. – Т. VIII. – С. 740; Открытие Казанской духовной академии. –Б/м. – Б/г. – С. 59.

7 Колесова Е.В. Востоковедение в синодальных учебных заведениях Казани. Середина XIX – начало XX веков.: Дис. ...канд. ист. наук. – Казань, 2000. – С. 47–48.

8 Открытие Казанской духовной академии. –Б/м. – Б/г. – С. 59.

9 НА РТ. Д. 464. Лл 34–35; Д. 589. Лл. 42–43.

10 Знаменский П.В. История Казанской духовной академии… – С. 10.

11 НА РТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 827. Л. 39; Д. 1324. Лл. 96-97об.

12 Харлампович К.В. Казанская духовная академия. (1842-1907 гг.). Исторический очерк. // Православная богословская энциклопедия. – СПб., 1907. – Т. VIII. – С. 744.

13 Там же. – С. 740.

14 Гвоздев И.А. 25-летие Казанской духовной академии. – Казань, 1868. – С. 49.

15 Batunsky, Mark. Russian Missionary  Literature оn Islam // Zeitschrift fuer Religions und Geistesgeschichte. 1987. – № 38. – S. 261.

16 Алексеев А. К проблеме культурного диалога: ислам и Казанское миссионерское исламоведение // Ислам в советском и постсоветском пространстве: история и методологические аспекты исследования: Материалы Всероссийской конференции «Ислам в советском и постсоветском пространстве: формы выживания и бытования», Казань, май 2003 г. / Под ред. Р.М.Мухаметшина. – Казань, 2004. – С. 68.

17 Валеев Р.М. Из истории казанского востоковедения середины – второй половины XIX в.: Гордий Семенович Саблуков – тюрколог и исламовед. – Казань, 1993. – С. 7; НА РТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 898. Лл. 11 – 11об.

18 Колесова Е.В. Указ. соч. – С. 64.

19 Протоколы заседаний Совета Казанской духовной академии за 1876 г. – Казань, 1876. – С. 127-131.

20 Григорьев А.Н. Христианизация нерусских народностей как один из методов национально-колониальной политики царизма в Татарии // Материалы по истории Татарии. Вып. 1. – Казань, 1948. – С. 261; Спасский Н.А. Просветитель инородцев Казанского края Николай Иванович Ильминский. – Самара, 1900. – С. 32-33; НА РТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 994. Л. 1.

21 Смоленский С.В. В защиту просвещения восточно-русских инородцев по системе Николая Ивановича Ильминского. – СПб., 1905. – С. 5.

22 Знаменский П.В. На память о Николае Ивановиче Ильминском. К двадцатипятилетию Братства Святителя Гурия. – Казань, 1892. – С. 82-83.

23 Крачковский И.Ю. Очерки по истории русской арабистики // Избр. соч. – Т. V. – М. –Л., 1958. – С. 125-126.

24 Там же. – С. 127.

25 Знаменский П.В. История Казанской духовной академии… – С. 405-407.

26 Остроумов Н.П. Воспоминания о миссионерском противомусульманском отделении при Казанской духовной академии // Православный Собеседник. – 1892. – Ч. 1. – С. 132.

27 Крачковский И.Ю. Чернышевский и ориенталист Г.С. Саблуков // Избр. соч.: В 6-ти т. – М. –Л., 1958. – Т. 1. – С. 218; Более подробно см. работы Валеева Р.М.

28 Казанская духовная академия. Исторический очерк. – Казань, б/г. – С. 746; Валеев Р.М. Из истории казанского востоковедения середины – второй половины XIX в.: Гордий Семенович Саблуков – тюрколог и исламовед. – Казань, 1993.

29 Знаменский П.В. История Казанской духовной академии за первый (дореформенный) период ее существования (1842-1870 гг.). – Казань, 1892. – Вып. I. – С. 408.

30 Миссионерское отделение при Казанской духовной академии и внутренняя миссия в России // Церковно-общественная жизнь. – 1906. – № 18. – С. 634–636; – № 19. – С. 654.

31 Знаменский П.В. История Казанской духовной академии за первый (дореформенный) период ее существования (1842-1870 гг.). – Казань, 1892. – Вып. I. – С. 158.

32 Там же. – С. 162.

33 Харлампович К.В. Казанская духовная академия. (1842-1907 гг.). Исторический очерк // Православная богословская энциклопедия. – СПб., 1907. – Т. VIII. – С. 709.

34 Крачковский И.Ю. Очерки по истории... – С. 126.

35 Православный собеседник. – 1880. – Ч. 1. – С. 296-297.

36 Остроумов Н.П. Воспоминания… – С. 132.

37 Харлампович К.В. Указ. соч. – С. 748.

38 История отечественного востоковедения с середины XIX века до 1917 года. – М., 1997. – С. 38.

39 Григорьев А.Н. Христианизация нерусских народностей как один из методов национально-колониальной политики царизма в Татарии (с половины XVI в. до февраля 1917 г.) // Материалы по истории Татарии. – Вып. 1. – Казань, 1948. – С. 264.

40 Знаменский П.В. На память о Николае Ивановиче Ильминском. К двадцатипятилетию Братства Святителя Гурия. – Казань, 1892. – С. 156-161.

41 Там же. – С. 186.

42 Харлампович К.В. Указ. соч. – С. 710.

43 Протоколы заседаний Совета Казанской духовной академии за 1870 г. – Казань, 1870. – С. 6; Бердников И.А. Краткий очерк учебной и ученой деятельности Казанской духовной академии за пятьдесят лет ее существования. 1842-1892 гг. – Казань, 1892. – С.18.

44 Протоколы заседаний Совета Казанской духовной академии за 1870 г. – Казань, 1870. – С. 6-7.

45 Терновский С.П. Историческая записка о состоянии Казанской духовной академии после ее преобразования. 1870-1892. – Казань, 1892. – С. 21, 30.

46 Протоколы заседаний Совета Казанской духовной академии за 1876 г. – Казань, 1876. – С. 96.

47 Отчет о состоянии Казанской духовной академии за 1877-1878 учебный год. – Казань, 1878. – С. 34-35.

48 НА РТ. Ф. 967. Оп. 1. Д. 17. Лл. 16–16 об.

49 Отчет о состоянии Казанской духовной академии за 1879-1880 учебный год. – Казань, 1880. – С. 31-35.

50 Терновский С.П. Указ. соч. – С. 430.

51 Протоколы заседаний Совета Казанской духовной академии за 1872 г. – Казань, 1872. – С. 240-241.