Глава V. Церковное управление и преимущества духовенства.

Участие князей и народа в делах церковных постоянно обнаруживалось при избрании епископов. Если в какой-либо епархии умирал епископ или оставлял кафедру, местный князь вместе с своими подданными избирал кандидата, отправлял его в Киев к князю киевскому и митрополиту и просил о рукоположении новоизбранного во епископа: такое избрание, согласное с древними обычаями Церкви, считалось законным. Если же митрополит сам, без сношения с местным князем, поставлял куда-либо епископа, избрание признавалось незаконным. В 1183 г., когда скончался Ростовский епископ Леон, митрополит Никифор поставил в Ростов епископом Николая грека “на мзде”, но великий князь владимирский и суздальский Всеволод Юрьевич не принял его, говоря: “Не избраша сего людие земли нашея”, и послал в Киев просить князя Святослава и митрополита, чтобы в Ростов поставлен был епископом смиренный игумен Спасского монастыря на Берестове Лука. Митрополит, с своей стороны, не хотел уступить, но “неволею великою Всеволода и Святославлею” поставил Луку епископом в землю Суздальскую, назначив Николаю другую епархию — Полоцкую. Летописец при этом замечает: “Несть бо достойно наскакати на святительский чин на мзде, но егоже Бог позовет и святая Богородица, князь восхочет и людье”, — указывая тем на общее правило, какого держались тогда у нас при избрании епископов [49]. По смерти епископа Луки тот же великий князь Всеволод послал (1190) в Киев к князю Святославу и митрополиту для рукоположения во епископа отца своего духовного Иоанна, который и был рукоположен. Когда этот епископ отказался от епархии и отошел в Боголюбов монастырь, сын князя Всеволода Константин отправил (1215) к Киевскому митрополиту Матфею игумена Петровского монастыря Пахомия для поставления его епископом Ростову, а другой сын Всеволода — Юрий — отправил туда же игумена Рождественского монастыря Симона для поставления его епископом Суздалю и Володимеру. В 1231 г. ростовский князь Василько Константинович послал в Киев к князю Владимиру Рюриковичу и митрополиту отца своего духовного Кирилла для рукоположения в епископа Ростову [50]. Вследствие такого близкого участия князей в избрании епископов и говорится в летописях, что, например, киевский князь Рюрик “постави епископом в Белгород отца своего духовнаго выдубицкаго игумена Адриана” (1190), а суздальский князь Всеволод “посла на епископство в русский Переяславль Павла” (1198) [51].

В Новгороде, где все важнейшие дела решало народное вече, и избрание епископа совершалось вечем. В 1156 г., когда скончался Новгородский епископ Нифонт, “собрались, — говорит местная летопись, — жители всего города, и изволили поставить (т. е. избрать) себе епископом мужа богоизбраннаго Аркадия, и пошли всем народом, и взяли его из монастыря от святой Богородицы, и князь Мстислав Юрьевич, и весь клир святой Софии, и все городские священники, игумены, и чернецы, и ввели его в двор святой Софии и поручили ему епископию”. Точно так же по смерти архиепископа Илии (1186) новгородцы, сдумав с князем своим Мстиславом, и с игуменами, и с священниками, изволили поставить себе епископом брата Илии Гавриила. Но из этих случаев еще не видно, как происходило самое избрание, хотя одна из местных летописей замечает, что Аркадия новгородцы поставили по жребию [52]. Следующие примеры объясняют дело подробнее. В 1193 г. по смерти архиепископа Гавриила новгородцы вместе с князем Ярославом, игуменами, софийским духовенством и всеми священниками гадали между собою, и одни желали избрать на епископию Митрофана, другие Мартирия, третьи какого-то Гричина (вероятно, или мирское имя, или переделанное из Григория), и была между ними распря. Тогда положили на святой трапезе (в Софийском соборе) три жребия и послали с веча слепца, чтобы он взял жребий того, кого Бог даст, и вынулся Божиею милостию жребий Мартирия. Немедленно послали за ним, и привели его из Руссы, и посадили во дворе святой Софии. В 1229 г. при избрании нового владыки опять произошло на вече разногласие: одни хотели Спиридона, иеродиакона Юрьевского монастыря, другие — Иоасафа, епископа Владимиро-Волынского, третьи — Грьцина, или Савву, юрьевского архимандрита. Для успокоения умов князь Михаил сказал: “Положим три жребия на святой трапезе, написав на них имена избираемых”. И действительно, положили жребии и послали из владычних палат княжича Ростислава взять один жребий, и по воле Божией вынулся жребий Спиридона, которого немедленно вывели из монастыря и посадили во дворе владычном [53]. Кроме того, в деле избрания епископов у новгородцев замечаем и другие особенности. Тогда как в прочих епархиях во епископы избирались почти исключительно настоятели обителей, новгородцы часто избирали себе владык из простых иноков, даже из белого духовенства.

Так, Илия и брат его Григорий избраны были из священников приходских новгородских церквей, Спиридон — из иеродиаконов Юрьевского монастыря, а Антоний и Арсений — из простых черноризцев Хутыня монастыря. И князь Михаил, предлагая новгородцам в 1229 г. избрать нового владыку соответственно их обычаю, выразился: “Поищите себе такого мужа, в попех ли, в игуменех ли, в чернцех ли” [54]. Вдруг по избрании нового епископа новгородцы вводили его во двор святой Софии и предоставляли ему управлять епархиею, а сами отправляли послов к митрополиту с просьбою поставить им избранного владыку. Когда митрополит изъявлял свое согласие и присылал за новоизбранным с великою честию, этот последний торжественно ехал в Киев со свитою и принимал там рукоположение. Случалось, что избранный во епископа управлял Новгородскою епархиею до своего посвящения довольно долго, дожидаясь, пока “будет от митрополита позвание”, например, Аркадий управлял около двух лет, Илия и Митрофан — по столько же, а Арсений возведенный на владычные “сени” из чернецов Хутыня монастыря, хотя правил епархиею два года, но посвящения вовсе не дождался, потому что по прошествии двух лет был изгнан новгородцами в ту же обитель [55].

Принимая такое полное участие в избрании для себя архипастырей, князья, а по местам народ, иногда присвояли себе право и удалять их с кафедры прежде суда над ними церковного или даже вовсе без этого суда. В 1157 г. изгнан был из своей епархии Ростовский епископ Нестор за то, что не разрешал поста в среду и пяток для праздников Господских, кроме Рождества Христова и Богоявленья, и еще за какие-то другие вины, которые взводил на него князь Андрей Боголюбский. Киевский митрополит Феодор рассмотрел дело Нестора соборне и совершенно оправдал его, но Боголюбский не хотел принять изгнанного епископа, и Нестор должен был искать себе защиты у Цареградского патриарха. Патриарх также нашел его невинным и неоднократно просил Боголюбского о принятии его, но не видно и после этого, чтобы Нестор был принят [56]. В 1159 г. ростовцы и суздальцы с согласия князя своего Андрея Боголюбского изгнали от себя епископа Леона за то, что он, будучи поставлен в Ростов незаконно, еще при жизни Нестора, без нужды умножал число церквей и грабил духовных. Чрез несколько времени Боголюбский принял Леона, но в 1164 г. изгнал опять. Вскоре возвратил его снова, впрочем только в Ростов, а не в Суздаль, но через четыре месяца изгнал в третий раз, потому что Леон не соглашался разрешать пост в среду и пяток ни для каких Господских праздников [57]. В 1168 г. черниговский князь Святослав изгнал из епархии епископа своего Антония, будучи недоволен тем, что Антоний строго возбранял ему разрешать пост среды и пятка для праздников Господских, кроме двух: Рождества Христова и Богоявления [58]. Не упоминаем уже о том, что в делах собственно гражданских епископы зависели от князей. Так, когда в 1208 г. великий князь Всеволод владимирский, огорченный непокорностию рязанцев, повелел их город сжечь, а самих всех отвесть в свою столицу, он пленил и епископа их Арсения, который и содержался во Владимире четыре года, пока не был отпущен со всеми рязанцами. В 1229 г. Ростовский епископ Кирилл имел с кем-то тяжбу пред князем Ярославом и вследствие княжеского суда, происходившего “на сонме”, у епископа отнято было все его богатство, а он, по словам летописи, был так богат кунами, и селами, и книгами, и вообще всяким добром, как ни один из его предшественников. Кирилл, страдавший тогда тяжкою болезнию, перенес судебный приговор с благодарностию Богу и, оставив кафедру, принял схиму в Дмитриевской Суздальской обители [59].

Но более всех позволяли себе власти по отношению к своим владыкам новгородцы. В 1212 г. они прогневались за что-то на архиепископа Митрофана и, не дав ему оправдаться, удалили его в Торопец, а себе избрали нового владыку, хутынского чернеца Антония. Через шесть лет Митрофан возвратился в Новгород, и новгородцы проводили его в Благовещенский монастырь, а в следующем (1219) году, когда Антоний поехал в Торжок, ввели Митрофана во двор владычний и посадили снова на кафедру, послав сказать Антонию: “Иди себе куда хочешь”. Антоний, однако ж, пришел в Новгород и остановился в Спасском Нередицком монастыре. Не зная, что делать, новгородцы отправили обоих архиепископов на суд к митрополиту. Митрополит порешил тем, что Митрофана возвратил в Новгород, а Антонию дал Перемышльскую епархию. По смерти Митрофана (1223) новгородцы избрали себе владыкою хутынского чернеца Арсения, но через два года с радостию приняли прежнего своего архиепископа Антония, пришедшего из Перемышля, и Арсений должен был оставить свое место. Когда Антоний, лишившись употребления языка, добровольно отказался от кафедры (1228) и заключился в Хутынском монастыре, Арсению снова предоставлено было управление епархиею. Но вскоре по случаю беспрестанных дождей, опустошивших поля, народ восстал на Арсения и составил против него вече, говоря: “Это за то мы страждем, что он выпроводил Антония в Хутынь, а сам несправедливо занял владычний престол, подкупив князя”. С шумом ворвались безрассудные в архиерейский дом, выгнали из него Арсения и едва не умертвили, так что он с трудом спасся в Софийском соборе. На другой день извлекли архиепископа Антония, больного и немого, из Хутыня монастыря и посадили на святительской кафедре, дав ему в помощники двух светских чиновников. Уже князь Михаил черниговский, прибывший (1229) управлять новгородцами, убедил их избрать нового владыку вместо больного и изнемогшего старца [60].

Участие князей и народа обнаруживалось также в открытии новых епархий, например Рязанской, и иногда в установлении праздников, например 18 июля — в память явления Богоматери Андрею Боголюбскому и 1-го августа — по случаю победы его над болгарами, в избрании игуменов, перемещении их и удалении от должности [61].

Зато, с другой стороны, и пастырям Церкви предоставляемо было у нас значительное участие в делах гражданских. Если в какой-либо области не было князя и жители решались пригласить его к себе из другой области, они обыкновенно отправляли за ним послов и нередко в числе их епископа. Так, киевляне (1154) посылали Каневского епископа Дамиана звать к себе на княжение Изяслава Давидовича черниговского; новгородцы посылали епископа своего Нифонта к Юрию Долгорукому просить к себе на княжение сына его Мстислава; те же новгородцы (1222) посылали архиепископа Митрофана вместе с посадником и знатнейшими людьми к владимирскому князю Георгию просить себе на княжение сына его Всеволода [62]. Когда новый князь приближался к городу, в который был призван, его встречали здесь митрополит или епископ и знатнейшее духовенство в церковных облачениях с крестами и иконами при бесчисленном стечении народа, потом торжественно провожали в соборную церковь и посаждали в ней со славою и честию на княжеском престоле. Так, встречены были: в Киеве Роман Ростиславич (1174), а в Новгороде Мстислав Ростиславич (1178) и Константин Всеволодович (1206) [63]. Во времена общественных смут и междоусобий, которые были тогда так обыкновенны, князья и народ очень часто обращались к пастырям Церкви как советникам и употребляли их в качестве послов при сношениях с враждебною стороною в качестве ходатаев и примирителей, и надобно заметить, что доброе участие иерархов почти всегда сопровождалось успехом. В 1195 г., когда киевский князь Рюрик отдал несколько городов зятю своему Роману Мстиславичу волынскому, подтвердив этот дар присягою, а великий князь суздальский Всеволод требовал этих же самых городов себе, угрожая в противном случае войною, Рюрик, равно не желая и нарушить клятву, и начать брань с Всеволодом, призвал к себе на совет митрополита Никифора. И митрополит сказал: “Князь! Мы поставлены от Бога в земле Русской, чтобы удерживать вас от кровопролития, да не проливается христианская кровь в Русской земле. Если ты дал волости младшему в обиду старейшему и целовал первому крест, я снимаю с тебя крестное целование и принимаю на себя. А ты послушайся меня: возьми волость у зятя своего и отдай старейшему; Роману же на место ее дашь другую”. Рюрик так и поступил, и дело уладилось без кровопролития. В 1210 г. князья черниговские Ольговичи присылали к великому князю суздальскому Всеволоду митрополита Матфея просить мира, изъявляя свою покорность, и Всеволод простил виновных, заключил с ними союз, а митрополита, угостив, отпустил с честию. В 1226 г., когда начиналась брань между Олегом курским и Михаилом черниговским, который призвал к себе на помощь и зятя своего — великого князя суздальского Георгия, их примирил митрополит Кирилл, присланный от киевского князя Владимира Рюриковича, после чего Георгий пригласил митрополита к себе во Владимир для рукоположения нового епископа. В 1230 г. тот же митрополит Кирилл с Черниговским епископом Порфирием и спасо-берестовским игуменом Петром были присланы от киевского князя Владимира и черниговского Михаила к великому князю суздальскому Георгию и брату его Ярославу, чтобы примирить последнего с Михаилом черниговским, и Ярослав “послушался брата своего старейшего Георгия и отца своего митрополита и епископа Порфирия”, к общей радости [64]. Не менее было случаев, когда для примирения князей и прекращения смут, подобно митрополиту, действовали собственно епископы с низшим духовенством. Например, в 1187 г. Черниговский епископ Порфирий приходил к великому князю суздальскому Всеволоду просить мира рязанцам, так как Рязань принадлежала к Черниговской епархии, и Всеволод послушал этого ходатая и вместе епископа своего Луки, хотя, должно заметить, вскоре открывшиеся двоедушие и коварство Порфирия сильно огорчили великого князя. В 1206 г. к тому же великому князю Всеволоду приходили Смоленский епископ Игнатий с игуменом какого-то Отроча монастыря просить извинения смоленскому князю Мстиславу за то, что он вступил в союз с Ольговичами. В 1220 г., когда новгородский князь Всеволод, намереваясь погубить посадника Твердислава, собрал на своем дворе множество воинов, а между тем и вокруг Твердислава, которого больного вынесли к церкви святых Бориса и Глеба, образовалось до пяти полков из вооружившихся жителей Новгорода и когда обе стороны готовы были напасть одна на другую, князь послал к вооружившимся новгородцам владыку Митрофана, и владыка успел своими пастырскими убеждениями примирить враждовавших и предотвратить кровопролитие [65]. Бывали примеры, что князья посылали друг к другу для переговоров и заключения мира простых священников и игуменов [66].

Уважение и расположение князей и народа к святителям и вообще к духовенству выражалось в разных случаях. Когда новый митрополит или епископ приходил на свою епархию, здесь встречали его торжественно сами князья с своими княгинями, бояре и все жители города. При рукоположении епископов нередко присутствовали князья и потом вместе с духовенством принимали участие в светлых пиршествах, какие бывали по этому случаю. Праздники церковные князья иногда проводили вместе с епископом своим, разделяя его трапезу, или в святых обителях. А в другие дни сами приглашали к себе на трапезу пастырей Церкви и в особенности иноков. На свои семейные торжества, например на постриги малолетних детей, князья также любили приглашать к себе епископов, которые нередко и совершали эти постриги [67].

Для содержания своего наше духовенство продолжало пользоваться теми же правами, какие дарованы были ему с самого начала и которые по местам предоставлялись ему вновь. Из грамоты смоленского князя Ростислава мы видели, что он пожаловал для своего епископа и его соборной церкви судные пошлины с церковных судов, десятину с княжеских доходов, разные недвижимые имения — озера, сенокосы, огороды, наконец, некоторые населенные места с их данями и продажами. О князе Андрее Боголюбском летопись свидетельствует, что он дал (1158) основанной им во Владимире на Клязьме соборной церкви “много именья, и свободы купленыя, и с даньми их, и села лепшая, и десятины в стадех своих, и торг десятый”. Эти пожертвования Боголюбского на время были отняты у соборной церкви князем Ярополком (1175), но вскоре возвращены и, когда во Владимире учредилась особая епископия, ими постоянно пользовались владимирские святители. “Кто не знает, — писал один из них (1225), — меня, грешного епископа Симона, и этой соборной церкви — красы Владимира, и другой суздальской, которую я сам создал? Сколько они имеют городов и сел? И десятину собирают по всей земле той, и всем тем владеет наша худость” [68]. Летопись упоминает также (1169), что киевская Десятинная церковь, бывшая вначале соборною, владела городами Полонным и Семычем [69]. Приходское духовенство пользовалось добровольными приношениями от прихожан за исполнение церковных треб [70]. О монастырях, по крайней мере некоторых, владевших селами, землями и другими угодьями, было сказано нами прежде.

[1] Они находятся уже в Кормчей XIII в., которая первоначально положена была в новгородском Софийском соборе «на почитание священником и на послушание крестьяном», как сказано в предисловии ее, и хранится ныне в Московской Синодальной библиотеке. № 82. А потом встречаются и во многих других Кормчих. Мы пользовались, кроме списка, напечатанного с пропусками (Памяти, российск. словесн. XII в. С. 173 [216]), списками рукописных Кормчих: Рум. муз. № 231. Л. 314 [42]; № 238. Л. 392 [43] и Новг. Соф. библиотеки. № 437. Л. 312 °. Последний список неполный. В некоторых рукописных сборниках эти записанные Кириком канонические ответы встречаются только в отрывках, иногда даже без его имени и в соединении с другими правилами неизвестного происхождения, например — в сборн. моей библ. № 9. Л. 51 и сборн. библ. СПб. Дух. Акад. № 129. Гл. 30 под заглавием: «Правило св. апостол и отец» [58]. Записки Кириковы изложены и у Герберштейна, но только в сокращении и не всегда верно (Rer. Moscovit. Commentar. 25. Francof., 1600 [362]). Кто был сам Кирик? В записках он представляется священником или иеромонахом (печати. С. 175 [216]). Но одно ли он лицо с тем иеродиаконом и доместиком новг. Антониевой обители, который еще в 1137 г. написал краткое сочинение о пасхалии, решительно сказать не можем.

[2] В списке Новгородском, впрочем неоконченном, они разделены на 67 глав. Кого разуметь под именем Климента? В одном месте Кирик выражается, что он предлагал свои вопросы митрополиту: «рех митрополиту» (печати. 178 [216]), но современный Кирику и Нифонту Новгородскому митрополит русский был Климент. Далее Кирик не раз упоминает уже только о Климе без имени митрополита, но представляет его говорящим и действующим как архипастыря: «Клим веляше дати причастие холостым на велик день» (в списк. Новг. Гл. 27); или: «И Клим бяше повелел...» (печ. 196 [216]). Следовательно, с вероятностям можно допустить, что у Кирика разумеется Климент Смолятич, митрополит Киевский, с которым он мог беседовать в Киеве, если находился при Нифонте, когда последний проживал в Киеве. Но, с другой стороны, у Кирика упоминается еще какой-то Клим, хорошо знакомый с церковными обычаями Царяграда (печ. 180 [216]), и главное — как посланный от епископа Полоцкого: «И се вопроша Клим нашего епископа от Полотьскаго епископа...» (печ. 181 [216]). В последнем случае едва ли уже можно разуметь митрополита Климента.

[3] Первые озаглавлены: «Савины главы», последние: «Илиино вопрошение». Точно ли и эти ответы записаны Кириком? Точно. В этом убеждаемся прежде всего из того, что по способу изложения и слогу они совершенно сходны с ответами Нифонта, записанными Кириком, а во-вторых, из того, что в ответах Саввы упоминается Клим (печ. 196 [216]), а в ответах Илии — Аркадий: «И Аркадий молвяше» (рукоп. Кормч. Рум. муз.), которые упоминаются Кириком и в ответах Нифонтовых. Кто же были эти Савва и Илия? Оба они называются в записках владыками, как и Нифонт; всего вероятнее, были владыками Новгородскими, преемниками Нифонта, которых естественно и с полною удобностию мог вопрошать Кирик, живший в Новгороде, как любил он вопрошать их предшественника. Преемником Нифонта на Новгородской кафедре был Аркадий (1156—1163); преемником Аркадия — Илия, иначе называвшийся Иоанном (1163—1186). Не скрывается ли под именем Саввы Аркадий? Не назывался ли он этим именем в мире, как Илия назывался Иоанном? По крайней мере, собственно Саввы епископа, не только в Новгородской, но и ни в какой другой русской епархии тогда не встречаем.

[4] Памятн. российск. словесн. XII в. С. 187-195 [216]. Кроме того, в рукописных списках Кириковых вопросов читается: «Прашах: «Достоит ли дати тому причащение, аже в Великый пост совокупляется с женою своею?» Разгневася, «ци учите,_ рече,— въздержатися в говение от жен: грех вы в том. Рех: «Написано, владыко, есть бо в уставе в белеческом, яко добро блюстися, яко Христов пост есть; аще ли не мо-гуть, а преднюю неделю и последнюю. И Федос, рече, у митрополита слышав, написал». «Також написав,— рече,— ни митрополит, ни Феодос, разве недели праздный, а праздный недели вси дние акы неделя. Аще ли сътворить тако, запрети ему пакы творити».

[5] Памятн. российск. словесн. С. 203 [216]. Снес.: Карфаг. Соб. правило 83 [155].

[6] Там же. 195 [216]. Снес.: св. Иоанна Постника прав. 12 [155].

[7] Там же. 181 [216]. Сравн.: Лаодик. Соб. прав. 45 [155].

[8] Там же. С. 181, 182, 198 [216]. У Нифонта сказано только: «Миром помазати чело, и ноздри, и уши, сердце и едину руку правую». А у Саввы прибавлено: «Чело, ноздри, уста, уши, сердце, едину руку правую долонь в знаку».

[9] Там же. 175-176 [216]. Сравн. I Всел. Соб. прав. 8; II Всел. Соб. прав. 7; Лаодик. прав. 8; VI Вселенск. Соб. прав. 92 [155]

[10] Там же. 183 [216].

[11] Там же. 196 [216]. Снес.: VI Всел. Соб, прав. 29 [155]

[12] Там же. 173,176,177,179,194,197, 201 [216].

[13] Там же. 178 [216]. Снес.: Номокан. при больш. Требнике. Прав. 142 [297].

[14] Там же. 179, 182-183, 185-186 [216]. Снес.: Дионис. Александр, прав. 2; Тимоф. Александр, прав. 7 [155].

[15] По списку Новг. Кормчей. Гл. 27.

[16] Памятн. российск. словесн. XII в. С. 185, 186 [216]. Снес.: I Собор, прав. 13 [155].

[17] Там же. 176-177,184-185,198, 200-201 [216].

[18] По списку Новг. Кормчей. Гл. 1—4. Снес.: Номокан. при больш. Требнике. Прав. 144 [297]. В списке именно читается: «Прашах владыки: «Аще человеек блюет причащався?» «Аще,— рече,— от объядениа или пиянства блюет, 40 дней епитемья; аще ли от возгнушениа — 20 дний; аще ли от напрасныя болезни — мнее. Аще ли поп, да тако же 40 дний не служит со инем воздержанием; аще по нужи, яко некого нарядите служить за ся, да не служить с неделю, и паки начнет служити, опитемью держа от меду, от мяса, от молока. Аще блюет на другой день по причащении, то нету за то опитемьи; такоже и на третий. Обаче в суботу и в неделю не поститися, но инеми денми исполнити 40. Також аще ино что сътворить; а се не в которой заповеди налеэох: аще кто объедся, изблюет причастие, да трегубо 40 дний — 100 и 20. Аще ли кто болезни ради изблюет причастие, 3 дни да постится; а еже есть изблевал, да сохранит на огни, 100 псалом да испоет; аще ли его пси вкусят, 100 дний да постится». Эти слова, опущенные в печатном, собственно и составляют начало записок Кириковых.

[19] Памятн. российск. словесн. XII в. С. 198—199 [216]. Снес.: апостол, прав. 52 [155].

[20] Там же. 202—203 [216]. Снес.: апост. прав. 12, 13, 32; I Всел. Собор, прав. 5 [155].

[21] Там же. 201 [216]. Снес.: VI Всел. Соб. прав. 102 [155].

[22] Там же. 201 [216]. Снес.: I Всел. прав. 13; Анкирск. прав. 6; Карф. прав. 7; Григор. Нисск. прав. 2, 5 [155].

[23] Там же. 189,194 [216].

[24] Там же. 189 [216]. Снес.: апост. прав. 17; I Всел. прав. 8; Неокес. прав. 8; Василия Велик. прав. 89 [155].

[25] Там же. 190 [216]. Снес.: Григор. Нисск. прав. 6 [155].

[26] Там же. 187, 190 [216]. Снес.: Неокесар. прав. 8; Феофил. Алекс, прав. 3, 6 [155].

[27] Там же. 175,174,196 [216].

[28] По списку Новгород. Кормчей гл. 59. «По закону поимающимся, жених с невестою, аж ся годить, и причащавшемся има... несть возбранено». И далее в ответах Илии, по спискам Рум. муз., говорится: «Аще кто хощет женитися... то венчал бы ся и дати причащение има».

[29] Памятн. российск. словесн. XII в. С. 181,182,195 [216].

[30] Там же. 200 [216]. Снес.: Иоанн. Постн. прав. 11 [155].

[31] Там же. 199, 202 [216]. Снес.: Дионис. Алекс. прав. 2; Тимоф. Александр. прав. 7 [155].

[32] Там же. 187,192-193, 200 [216].

[33] Там же. 173,180,181,183,184,185,199 [216].

[34] Там же. 176,178-179,181,186,194,198 [216].

[35] Там же. 175 [216]. Снес.: I Всел. прав. 20; VI Всел. прав. 20; Петра Алекс. прав. 15; Вас. Вел. прав. 91 [155].

[36] Там же. 202 [216]. Снес.: Иоанн. Постн. прав. 18 [155].

[37] Там же. 202 [216]. Снес.: Лаодик. Соб. прав. 36 [155].

[38] Там же. 176,179, 203 [216].

[39] Там же. 190,191 [216]. Снес.: апостол. прав. 63 [155].

[40] Там же. 173,187,192, 220 [216]. Снес.: апост. прав. 44; I Всел. 17; VI Всел. 10; Вас. Вел. прав. 14; Григор. Нисск. прав. 6 [155].

[41] Это постановление напечатано в Памятн. росс. слов. XII в. С. 223 [216]. Мы пользовались также списком Новг. Кормчей. № 231. Л. 307 .

[42] Грамота напечатана в Дополн. к Акт. истор. 1. № 4 [106].

[43] П. собр. р. лет. 1.165 [228].

[44] Там же. 1.171-172,185,190,194 [228] и др.

[45] Там же. 1.148; 3.10-11 [228]; Ник. лет. 2.156,158 [241].

[46] П. собр. р. лет. 2. 79-80 [228]; Татищ. 3.167-168 [294].

[47] О первом Соборе. П. собр. р. лет. 1.137 [228]; о втором свидетельствует Константинопольский патриарх Лука Хрисоверг. Никон, лет. 2. 182 [241]; о третьем и четвертом — Никон. 2. 201 [241] и Татищ. 3.161,168 [294].

[48] П. собр. р. лет. 2. 64,126,128,152 [228].

[49] Там же. 1.165; 2.127 [228].

[50] Там же. 1.171,185,194 [228].

[51] Там же. 1.174; 2.138 [228].

[52] П. собр. р. лет. 3.12,19,125 [228].

[53] Там же. 21, 45 [228]. Снес.: касательно Грьцина прим. 111.

[54] Там же. 31, 39, 45 [228] и др.

[55] Там же. 12,19, 21, 25, 39, 42, 44, 125, 127, 180 [228].

[56] Ник. лет. 2.161, 178, 182 [241].

[57] П. собр. р. лет. 1.149,150; 2. 82, 91 [228]; Никон. 2.177 [241].

[58] П. собр. р. лет. 1.151 [228]; Никон. 2. 202 [241].

[59] П. собр. р. лет. 1.183, 185, 192 [228].

[60] П. собр. р. лет. 3. 31, 36-39, 42, 44, 45, 48 [228].

[61] Татищ. 3. 329 [294]. См. выше прим. 138, 175, 178.

[62] П. собр. р. лет. 1.147; 3.11, 25, 38 [228].

[63] Там же. 1.177; 2.107,120 [228]. Снес.: 118 и 158.

[64] Там же. 1.184,190,194; 2.145 [228].

[65] П. собр. р. лет. 1.170, 178; 3. 38 [228]. См. также 1.139, 182; 2. 38, 43, 119, 146, 167 [228].

[66] Там же. 2.124, 146, 156; 3. 33.

[67] Там же. 2.148, 172, 173, 178, 192, 194; 2.141; 3. 46; Ник. 2.193, 197 [241].

[68] П. собр. р. лет. 1.149,159-161 [228]; Пам. росс. слов. XII в. 257 [216].

[69] П. собр. р. лет. 1.153-154; 2.103 [228]; Ст. кн. 313 [156]. В указанных древних летописях только город Полонный называется десятинъным, а Семычь не называется, но в Ст. книге оба равно названы «городами Божией Матери, соборныя церкви Киевския».

[70] Это видно из ответов новгородских святителей Нифонта и Илии. Пам. росс. слов. XII в. С. 173, 203 [216].

1 2